05. Стих 5

 

 

 

 

 

 

 

 

Первая строка этого восьмистишия связана с традиционными символами дракона и тигра как отображениями сил инъ-ян. Дракон живет на дне моря, его среда — вода, но он образ ЯН, зарождающегося в глубинах инь (соответствует стихии дерева). Например, тигр живет в горах, в сфере ян (для китайцев гора и камень вообще — корень Неба на Земле — тянь гэнъ), но он образ инь, рождающегося в сердцевине ян (соответствует стихии металла). Из триграмм дракону соответствует триграмма кань (вода), а тигру — триграмма ли (огонь), несмотря на противоположность их пространственной символики, т. к. в триграмме канъ мы наблюдаем зарождение ян, а в триграмме ли — зарождение инь.

Одновременно тигр и дракон, как уже говорилось, - символы отрицательных и положительных пневм тела. Срединное положение первостихий занимает земля, объемлющая и инъ ци и ян ци. Здесь под серединой или центром понимается «котел желтого двора», средний энергетический центр микрокосма, второе киноварное поле, расположенное, по учению даосизма, в районе солнечного сплетения, т. е. в центре человеческого тела.

Желтый цвет — символический цвет стихии земли. Именно здесь адепт внутренней алхимии стремится создать первообраз бессмертного зародыша, будущего бессмертного тела - «сокровенную жемчужину» (сюань чжу) порожденную соитием двух пневм тела, тигра и дракона, чувств и природы, сердца и дыхания.

Бессмертный зародыш зреет в треножнике алхимика, которому уподобляется киноварное поле адепта, подобно плоду на ветвях дерева или зародышу в материнской утробе. Следует обратить внимание, что для даосского алхимика алхимический процесс является моделью процесса космического, моделью усовершенствованной и ускоренной.

Для внутреннего алхимика, в частности, процессы, протекающие в организме, уже сами по себе являются подобием космических (т. к. для него тело является микрокосмом) и, следовательно, подобием внешнеалхимического процесса (хотя сами адепты внутренней алхимии скорее процесс внешней алхимии сочли бы отображением процессов и микро- и макрокосмических). Эта концепция позволила даосам приверженцам внутренней алхимии облечь описание ее процессов в собственную алхимическую терминологию.

Итак, бессмертный зародыш зреет в треножнике киноварного поля до тех пор, пока, превратившись в бессмертное, новое тело адепта, не покинет через макушку головы старое тело, ставшее теперь уже пустой оболочкой, подобно тому, как младенец в момент рождения покидает материнскую утробу. Таков смысл третьей и четвертой строк восьмистишия.

Второе четверостишие опять вводит нас в круг символики «Книги Перемен». На этот раз речь идет о триграммах «небо» и «земля» (цянь, кунъ). Соответственно они изображаются тремя сильными (небо) и тремя слабыми чертами(земля), являясь образами чистого ян и чистого инь. По системе пространственного расположения триграмм, традиционно приписывающейся легендарному Фу-си и впоследствии соотнесенной со "Схемой из реки [Хуанхэ]" (хэ ту), триграмма «небо» располагается на юге, а триграмма «земля» - на севере, что как будто бы полностью соответствует логике чередования стихий (юг - чистое ян, север - чистое инь, юг — огонь (небо), север — вода (земля).

Однако на схеме пространственного расположения триграмм, традиционно приписываемой Вэнь-вану и позднее соотнесенной с другой магической картой - «Письменами [из реки] Лошуй» (ло шу) триграмма «небо» сдвинута на северо-запад, а триграмма «земля» — на юго-запад, т. е. небо как бы приобрело какие-то свойства инь (север), а земля — ян (юг).

Другими словами, такое положение не совсем соответствует традиционной символике триграмм. В соответствии с традицией позднего даосизма схема Фу-си (и следовательно, хэ ту) отображает истинно гармоничный миропорядок идеального («прежденебесного», сянъ тянъ) космоса, не облеченного еще в грубую телесность и пребывающего в состоянии утонченной пневменности, впоследствии сгустившейся в телесность в рожденном «посленебесном» (хоу тянь), искаженном космосе (искажение выразилось в смещенности триграмм по сравнению с их истинным местоположением) и, соответственно, в ло шу.

Другими словами, первая пространственная система отражает как бы интегрированностъ, единство, вечную жизнь прежденебесного космоса, а вторая - распад, дезинтегрированность, обреченность посленебесного космоса. Восстановить прежденебесное состояние человека и призвана, по учению даосизма, внутренняя алхимия.

Именно о перемене местами триграммам «небо» и «земля» в посленебесном мире и говорится в начале второго четверостишия. Заметим, что разная пространственная символика триграмм «вода» и «огонь» (кань, ли) — то запад и восток, то север и юг, — уже встречающаяся в тексте и которая встретится еще неоднократно, связана именно с двумя схемами местоположения триграмм (запад и восток по Фу-си и север и юг по Вэнь-вану).

Сдвинутость триграмм и здесь значима: кань приобретает не соответствующую ей избыточную иньностъ, а Ли - избыточную янностъ. Соотношение триграмм цянъ и кунь, с одной стороны, и ли и кань, с другой, описывается как соотношение субстанции и ее функции, ее действия (ти, юн). В схеме же Вэнь-вана эти отношения также извращены: функция поставлена над субстанцией (ли и кань заняли места цянъ и кунъ, переместив их на свои прежние местоположения). Эти четыре триграммы в даосской интерпретации «Книги Перемен» считаются основными, остальные — производными. Цянъ и кунъ как бы порождают шесть прочих триграмм, из которых ли и кань по преимуществу производят 64 гексаграммы.

«Небесной осью» (тянь шу) в китайской астрономии называются звезды Большой Медведицы, вокруг которых как бы обращается весь небосвод. Дао как бы использует это созвездие в качестве своего механизма. Местоположение созвездий относительно Большой Медведицы учитывалось в Китае при определении времени (в том числе и календарных сезонов): созвездие как бы, подобно стрелке часов, указывало на дату, определяемую по положению других светил.

В символике внутренней алхимии Небесной осью называется сердце (не орган, а как мыслящее чувствилище - синь), служащее механизмом Дао в микрокосме. Соответственно, медитативное наблюдение даосского адепта за сердцем должно было указывать ему на время использования огня (см. выше) или отказа от него.

Две заключительные строки восьмистишия начинают тему, в полной мере развиваемую в следующем, 6-м восьмистишии: так как эликсир бессмертия изготовляется в самом теле адепта, нет никакой необходимости покидать мир и искать уединения в горах. Человек -целая вселенная, в нем сокрыты все ее тайны и решения всех вопросов. Поэтому стремление к уединению, уходу от мира обнаруживает только непростительную зависимость от внешних вещей и обстоятельств. В этом тезисе Чжан Бо-дуаня несомненно сказалось сильное влияние на него чань-буддизма. Таким образом, здесь мы вновь сталкиваемся с той этической интроверсией, о которой уже говорилось выше.